Апокалипсис, случившийся 32 года назад: nasedkin

Ударная волна сбрасывает верхнюю крышку реактора — 2000-тонную плиту из железобетона. Из образовавшегося отверстия взрыв выбрасывает части активной зоны реактора, включая само ядерное топливо и продукты его распада — в общем и целом, порядка 100 тонн раскалённой радиоактивной массы. После этого крышка реактора под собственным весом падает обратно на своё место, но становится под углом относительно своего прежнего положения, оставляя солидную щель, из которой продолжает бить радиоактивное пламя.

Крупные, раскалённые добела обломки активной зоны усеивают территорию станции. Часть из них попадает на крышу реакторного и машинного зала, поджигая битум кровли. Другие через зияющие дыры в крыше падают внутрь, поджигая масло, хлещущее из разбитых маслопроводов турбин и иных механизмов. Повсюду вспыхивают пожары.

Из воспоминаний А.С, Дятлова, бывшего заместителя главного инженера по эксплуатации Чернобыльской АЭС: "В 01 ч 23 мин 40 с зарегистрировано нажатие кнопки АЗ реактора для глушения реактора по окончании работы. Эта кнопка используется как в аварийных ситуациях, так и в нормальных. Стержни СУЗ в количестве 187 штук пошли в активную зону и по всем канонам должны были прервать цепную реакцию.
Но в 01 ч 23 мин 43 с зарегистрировано появление аварийных сигналов по превышению мощности и по уменьшению периода разгона реактора (большая скорость увеличения мощности). По этим сигналам стержни АЗ должны идти в активную зону, но они и без того идут от нажатия кнопки АЗ-5. Появляются другие аварийные признаки и сигналы: рост мощности, рост давления в первом контуре…

В 01 час 23 минуты 47 секунд – взрыв, сотрясший всё здание, и через 1-2 с, по моему субъективному ощущению, ещё более мощный взрыв. Стержни АЗ остановились, не пройдя и половины пути. Всё.
В такой вот деловой будничной обстановке реактор РБМК-1000 четвёртого блока ЧАЭС был взорван кнопкой аварийной защиты (!?!?).

Послушал, скорее даже посмотрел, разговор Акимова с Топтуновым и повернулся к приборам. Я знал частоту, при которой выключается генератор, и перевёл в обороты по цифровому указателю, поскольку за ними было удобнее следить. Больше ничего не успел – раздался удар. Сверху посыпались обломки прессованных плиток фальшпотолка. Взглянул вверх – в это время второй удар сотряс всё здание. Погас свет и вскоре зажёгся. Замигали лампы большого количества сигналов.

Первая мысль – что-то произошло с деаэраторами. Это большие ёмкости, частично заполненные горячей водой и паром, в помещении над щитом. И хотя там металлический настил, при таком ударе могли появиться трещины, и кипяток хлынет в помещение БЩУ. Скомандовал – всем в резервный пульт управления. Однако всё стихло, и в дальнейшем на БЩУ не было протечек воды или пара, не было возгораний. Команду отменил.
Пошёл вдоль щитов с приборами к пульту реактора. Уже первый осмотр приборов, да ничего до пульта реактора, можно сказать, и не смотрел, кроме давления в первом контуре и циркуляции теплоносителя. И то, и другое – ноль. Уже по этим приборам понял, что это не авария в её обычном понимании. Нет расхода теплоносителя из-за остановки ГЦН – ещё не беда при наличии давления, при такой-то начальной мощности естественная циркуляция без вопросов снимает тепловыделения. А нет давления – твэлы гибнут уже в первую минуту. Но выработанный многими годами стереотип эксплуатационника – обеспечь охлаждение активной зоны – работает. Саше Акимову приказал включить насосы САОР от запустившихся автоматически аварийных дизель-генераторов, а Валерию Перевозченко – открывать задвижки на контур. Я и тогда понимал, что топливные кассеты этим не спасти, однако, не зная вовсе характера разрушений, полагал так: твэлы начнут расплавляться от перегрева, топливо пойдёт в водяные коммуникации и, постепенно проплавив трубы, попадёт в помещения. Реактор я считал заглушённым.

У пульта реактора глаза мои полезли на лоб. Стержни СУЗ где-то в промежуточных положениях, вниз не идут при обесточенных муфтах сервоприводов, реактиметр показывает положительную реактивность. Операторы стоят растерянные, полагаю, и у меня был такой же вид. Немедленно послал А. Кудрявцева и В. Проскурякова в центральный зал вместе с операторами опускать стержни вручную. Ребята побежали. Я сразу же понял абсурдность своего распоряжения – раз стержни не идут в зону при обесточенных муфтах, то не пойдут и при вращении вручную. И что показания реактиметра – вовсе не показания. Выскочил в коридор, но ребята уже скрылись. После аварии многократно, практически ежедневно и до сих пор, анализировал свои распоряжения и поступки 26 апреля 1986 года, и лишь это распоряжение было неправильным. Хотелось бы посмотреть на того человека, который бы сохранил ясный ум в такой обстановке. Достаточно и того, что это была моя первая и последняя глупость. Наступило спокойствие, не заторможенность, а именно спокойствие, и явственная мысль – что можно сделать.

В коридоре пыль, дым. Я вернулся на БЩУ и приказал включить вентиляторы дымоудаления. А сам через другой выход пошёл в машинный зал.

Там картина, достойная пера великого Данте! Часть кровли зала обрушилась. Сколько? Не знаю, метров триста – четыреста квадратных. Плиты обсушились и повредили масляные и питательные трубопроводы. Завалы.

С двенадцатой отметки взглянул вниз в проём, там на пятой отметке находились питательные насосы. Из повреждённых труб в разные стороны бьют струи горячей воды, попадают на электрооборудование. Кругом пар. И раздаются резкие, как выстрел, щелчки коротких замыканий в электрических цепях."

И это только малая часть всего того ужаса, детально описанного им в своей книге воспоминаний "Чернобыль. Как это было".

Я же, пользуясь случаем, хочу тем, кто ещё не видел, показать изнутри Полесский государственный радиационно-экологический заповедник, расположенный в Гомельской области Белоруссии. Напомню, этот регион - один из наиболее сильно пострадавших от последствий аварии на ЧАЭС.

1. Полесский государственный радиационно-экологический заповедник (ПГРЭЗ) был основан 18 июля 1988 года в белорусской части зоны отчуждения на территории трёх наиболее пострадавших от аварии районов Гомельской области — Брагинского, Наровлянского и Хойникского.

2. На его территории находятся 96 покинутых населённых пунктов, где до аварии проживало более 22 тысяч жителей. Администрация ПГРЭЗ расположена в городе Хойники.

3. Основной точкой, куда попадает любой заходящий на территорию заповедника и впоследствии её покидающий, является станция дезактивации, исполняющая роль своеобразного шлюза с внешним миром.

4. Например, при входе установлен вот такой "грязеуловитель" для обуви с целью недопущения проникновения частичек радиации за территорию ПГРЭЗ.

5. Также каждому предлагается облачиться в специальный защитный костюм. Как видно, для журналистов и блогеров заранее подготовили униформу исходя из роста и комплекции. Другое дело, что не все блогеры сюда доехали, но это уже другая история.

6. А это душевая комната. Душ по идее тоже должен пройти каждый, но нас заставлять не стали.

7. Вот приблизительно так и выглядят обитатели заповедника.

8. Выходим наружу и изучаем обстановку.

9. Знакомьтесь - это Женя Башкирова, главный инициатор и вдохновитель нашего путешествия.

10. В заповеднике как могут стараются культивировать позитивизм. Например, вот так. А иначе здесь как-то совсем уж брутально.

11. Для курения отведены специальные избушки.

12. Каждая единица автотранспорта подвергается омыванию перед тем как выехать за территорию.

13. Особенно тщательно уделяют внимание днищу и колёсным аркам.

14. Хотя заповедник создан с целью радиобиологических и экологических исследований, он представляет интерес и для биологов. Вмешательство человека здесь минимально, поэтому появляется возможность наблюдать за развитием дикой природы в условиях Белоруссии.

15. Помнят здесь не только о Чернобыле.

16. А это список выселенных в зоне отчуждения населённых пунктов.

17. Однако, на сегодняшний день в ПГРЭЗ удаётся достичь более-менее приемлемых уровней радиации. Пожалуй лишь только в Масанах он наиболее высок. Но и там, чтобы "насытиться" ею, необходимо безвылазно находиться не менее двух месяцев.

18. Так мониторят почву.

19. В ПГРЭЗ есть собственная пожарная часть. Вообще, пожаров здесь боятся, пожалуй, больше всего. В этом случае вместе с пеплом в воздух поднимется значительное количество радиационных частиц.